Вот парочка у костра вертит головами, один снял шлем, чтобы ожесточённо почесать коротко стриженую голову и положил его рядом слева от себя. Его приятель всё также сосредоточенно ворошил угли… Нет: он пёк картошку в золе. По себе знаю, процесс этот занимательный и крайне медитативный, значит пока парень мне не опасен. Время медленно отсчитывает мгновения, каждая минута становится как вечность долгой и тяжёлой как мешок с цементом. Вот верхний «гвардеец» наконец, дошагал до конца площадки и медленно стал разворачиваться ко мне лицом. Стрелять по шлему было рискованно: бронебойный патрон «грача» может его и не взять, и тогда меня ожидает провал, впятером урки меня точно задавят, выход только один — бить в более уязвимое забрало. Армопластик, из которого его изготавливают, без проблем удержит обычную девятимиллиметровую пулю или мелкий осколок гранаты вроде «лимонки» или РГН. Но против усиленного б/п. моего нового пистолета ему не удержаться. Это я выяснил на полигоне у Тары, когда пристреливал свой новый пистоль.
Вот часовой, на галерее, развернулся ко мне в фас, за стеклом шлема стали видны его прищуренные в попытке что-то рассмотреть глаза, я дважды выстрелил и тут же перенёс огонь на парочку у костра. Парню без шлема пуля попала точно в темя: он как раз наклонился, чтобы взять свой «горшок» с пола. Третий успел поднять взгляд в направлении, откуда пришла смерть. Ему тоже досталась «двойка» в лицо — одна пуля вошла точно в левый глаз, вторая попала в переносицу. В обоих случаях, что с верхним, что с нижним часовым, бронебойная «девятка» прошла сквозь аромопластик как сквозь лист папиросной бумаги. Всё действие заняло тринадцать секунд реального времени. Ни один из «гвардейцев не успел произнести ни звука и даже вскрикнуть: выстрел в голову очень труден в исполнении, но если всё получается штатно, мишень никогда не успевает подать голос. Сменив магазин и оглядевшись, я не медля, всё той же уверенной походкой двинулся дальше, где был ещё один часовой и сам Лом, который до сих пор находился где-то под землёй. Связь у него должна быть только проводная: на первом посту у ворот, я заметил характерной формы кабель полевого телефона, идущий в бытовку справа от ворот. Пост там я специально обошёл, так что пока он под землёй, полной картины обстановки на охраняемой территории у него нет…
— Эй, чушкан, ты чё тут потерял?!
Как говориться: последний труп — он вредный самый. На меня из-за угла неожиданно вывернул ещё один часовой, сократив дистанцию до трёх метров. Видимо он всё же что-то заподозрил и толи от скуки, толи по причине личной добросовестности, решил поинтересоваться происходящим в соседнем зале. Времени на раздумья не осталось, поэтому я резко припал на колено и выпустил урке в лицо серию из пяти выстрелов и, уже вставая с пола, когда бандит уже оседал, выбил готовый залиться тявкающей очередью «калаш». Такое часто случается: срабатывает запоздалый импульс, который умерший мозг жертвы всё ещё посылает телу — автомат вполне мог выпалить. Этот бдительный «гвардеец» умер тоже быстро, но успев сделать попытку выполнить то, ради чего тут был поставлен. Снова реакция не подвела, однако чужие штаны от резких движений порвались на заднице с сырым, противным треском, который казалось, был слышен на всю округу. Само собой постыдного звука никто не услышал: часовой, бывший последним из тех, кто бдел в здании, осел на бетонный пол с характерным еле слышным бульканьем, видимо одна из пуль пробила ему глотку, войдя под подбородком.
«Треники» порвались как нельзя кстати: теперь маскарад мог только помешать. Зайдя за сплетение труб слева от входа во второй зал, я срезал вонючие шмотки покойного Шули, и снова почти слился с бурым сумраком, который характерен для подобного рода заброшенных строений. Часто приходится слышать длиннющие монологи про тоскливое настроение, которое навивают брошенные дома. Наверное, так говорят люди, никогда не жившие в деревне. Вот уж где действительно ощущаешь запустение и прямо-таки человеческую тоску по покинувшим жильё хозяевам. Городские же коробки мертвы, всегда были и на века останутся мёртвым камнем, да не камнем даже, а чем-то неспособным заменить живой, природный материал в принципе. Сколько раз я не бывал в Могильнике уже тут в Зоне и не единожды в других, приблизительно похожих местах, ничего подобного, даже отдалённо сравнимого с тоской бревенчатых изб по ушедшим хозяевам, в брошенных деревнях. А город… Даже поражённый чумной заразой всяческих проявлений нездешней природы, это всего лишь мёртвые коробки из поддельного камня, стекла и железа. Только подступающая вплотную, пусть даже извращённая, вывернутая наизнанку прихотью Создателя, природа придаёт руинам чуть более живой, кажется только обретающий свою собственную душу вид.
Здесь это превращение произойдёт не скоро: человек пришёл сюда не на день и даже не на год…
Гулкий, скрипучий звук прервал ход моих мыслей, пока я прибирал тела часовых. Двоих у костра, я сбросил в кучу строительного мусора, заполнявшего на треть техническую смотровую яму, находившуюся в самом центре первого зала. Спрыгнув следом, я откопал довольно солидный кусок рубероида и накрыл им тела, чтобы при первичном осмотре они не сразу бросились в глаза. Труп на парапете был от входа не виден, поэтому с ним я возиться не стал. А последнего, самого ретивого «гвардейца», я затащил за сплетение труб, где и прикрыл срезанным с себя прикидом Шули. Вот в этот- то момент, Лом, а скорее всего это был именно он, вышел из бункера проверять посты. Времени на раздумья не оставалось, я затаился, выжидая пока местный «начкар» выйдет на открытое место. Тот появился спустя пару минут, тряся в руках радиостанцию, видимо изначально, он уже говорил с караульными на КПП, и пока ещё не понял, какой сюрприз его ожидает.