— Чё надо опять?
— Пахан — Почти ровным и нормальным голосом начал пленный — Ключ от оружейки дай. Там за периметром у шоссе народ какой-то трётся. Граники нужны, да к пулемёту цинка два.
— А те три, что ты на смену брал, куда делись?… Да и гранатомёты тебе зачем? Шуганите этот сброд с вышек. Верняк — это оборвыши из кодлы Беса озоруют: как их хитрожопого атамана шлёпнули, совсем нюх потеряли, фраера непуганые…
Вот так вот: урка что-то почуял, или просто страхуется. Похоже, что дверь придётся открывать по старинке, только вот хватит ли тех трёхсот грамм эластита, чтобы прожечь запоры, я был не уверен. Но Лом меня опередил, видимо страх перед болью был очень велик. Повысив голос до истерического визга, он почти в одну фразу выпалил целую тираду.
— Слушай, Боров! Ты конечно бугор и всё такое… Но мы уже один раз прощёлкали, до сих пор хлебаем. Или ты мне сейчас ключ даёшь или я собираю свою бригаду и сваливаю! Сиди тут со своими мазуриками один. Я во второй раз в блудняк не впишусь. Сам всё разруливай, понял?!
Такого спектакля даже я не ожидал и поэтому решил несколько скорректировать план относительно Борова. Меж тем, послышалось ровное гудение, видимо дверь была на замках с электромоторами. Дальше я действовал быстро: Лому я послал мощный болевой импульс, а сам в два прыжка оказался с ним рядом, втолкнув ничего не соображающего от боли братка внутрь комнаты.
В помещении было светло как днём, стены увешаны коврами, а пол покрыт ламинатом. Чисто гитлеровское «волчье логово» в миниатюре. У стены напротив входа стоял длинный письменный стол и резное кресло. Справа от него был проход в другую комнату, но там свет не горел. Не глядя, я ударил рукоятью пистолета в лоб того, кто выскочил из-за стола, нам навстречу. Человек рухнул с глухим стуком, утонув в густом ворсе красного ковра, лежавшего на полу посреди комнаты. Лом сам упал лицом вперёд и не шевелился. Этот теперь будет в отключке минут двадцать. Я быстро, но внимательно осмотрел помещение: похоже, что кроме нас троих тут никого не было. Бункер представлял собой квадратное помещение из двух комнат, ближняя к выходу — это, скорее всего спальня, о чём говорила роскошная, двуспальная кровать, сейчас неприбранная: серое от грязи постельное бельё, навивало мысли о клопах и других «друзьях человека». Войдя снова в кабинет, я заметил, что Лом изменил позу. Видимо очнулся и снова хочет попытать счастья. Нарочито небрежно, я подошёл к лежащему урке на расстояние с которого ничто не мешало тому броситься. Что он и проделал, мне нужно было только отступить влево и сломать ему два ребра, одним прямым ударом кулака. Комбез — комбезом, но перчатки у меня тоже имели накладки из какого-то полимерного сплава, поэтому хруст ломающихся костей был отчётливо слышен. С криком Лом снова упал на ковёр и оттуда изрыгнул почти трёхминутную матерную и довольно виртуозную комбинацию. Потом попытался вскочить, но снова вынужден был опуститься на пол.
— Не вставай пока. Позже поговорим.
— Сука — Только и смог выплюнуть Лом, добравшись до стены ползком и прислонившись к ней спиной. Потом он затих, вроде как признавая, что от его придумок хуже становится только ему.
Я же занялся оглушённым положенцем. Видимо приложил его слишком сильно, потому что приходить в себя он пока не собирался. Связать и привести Борова в чувство, было делом пяти минут. Часто видя это худое, костистое лицо на снимках, как-то трудно было привыкнуть к тому, что вот он — живой и относительно здоровый, самый главный уголовный авторитет в Зоне, сидит на полу собственного кабинета, связанный и скоро я наконец-то смогу обменять этот мешок с костями на любимую женщину.
Прислонив положенца к стене возле входа в бункер, рядом с дверью, я слегка пнул бандита в брюхо, чтобы привести его в чувство. Боров вздрогнул от удара всем телом и открыл глаза. Взгляд его некоторое время блуждал по комнате, видимо урка получил лёгкое сотрясение мозга и ни как не мог толком понять, что же произошло. Чтобы не дать ему опомниться, я снова пнул уголовника под дых, начав разговор проникновенным тоном, сняв маску и со своей самой «доброй» улыбкой.
— Ну, здравствуй, Семенчук Петро Власьевич, сорок девятого года рождения, трижды судимый, детей нет. Ты про меня тоже наверняка слышал — Тут я сделал паузу, чтобы удостовериться, что Боров действительно понимает большую часть того, что я ему говорю — А вот теперь довелось и свидеться.
— Бабу свою, ты только мёртвой теперь получишь… — Тут я без замаха пнул бандита в морду, от чего губы у него лопнули, а нос чуть скосился набок.
— Про обмен мы ещё поговорим, Семенчук. Всему своё время. Пока меня интересует лаз, который ты, крыса, где-то тут замаскировал. И говорить надо быстро, поскольку нам с тобой ещё в путь неблизкий отправляться. Так, где дверка, ты говоришь?
— Хитрый — Боров видимо решил потянуть время — Как про лаз узнал?…
Тут я послал урке концентрированный импульс боли, вроде того, которым чуть раньше, успел «насладиться» Лом.
— Снова неправильный ответ, Семенчук. Я спрашивал про то, где он, а не про то, кто мне про дверь рассказал.
Всё это я говорил под акомпонемент хрипов и судорожного бульканья, которое издавал «авторитет». Конвульсии сотрясали его тело, и он почти загибался в обратную дугу, показывая чудеса пластики. Наконец, я отпустил пленного, от чего тот сразу обмяк и как-то жалобно заскулил.
— Так, где дверка-то, Петро Власьевич? Или дальше будем в инквизицию играть? Сразу говорю: времени у меня не так чтобы очень много. Но на твою продолжительную и болезненную кончину я посмотреть успею, а дверь и так, и так найду. Но решай сам: если договоримся мирно — будешь жить, в том слово своё даю.